На северном фронте без перемен

Опубликовано на ФБ 2-6 февраля 2015 года

В доме тепло и уютно. Спим на кроватях; есть горячая вода; готовится вкусная еда. Вечером на кухне свободные от смены бойцы смотрят телевизор — показывают «Звездный десант». Ребята переживают за героев фильма, спасающих галактику от нашествия беспощадных жуков. А через полчаса, помыв после себя тарелки и пожелав всем спокойной ночи, разведчики сменят тапочки на тяжелые берцы, экипируются, и прихватив на всякий случай старый, но надежный «дегтярик», уйдут в ночь…

На северном фронте без перемен. Уже более трех недель противник методично, обильно, но большей частью неприцельно «насыпает» градами, обстреливает из танковых орудий и гаубиц. Города и поселки превращаются в руины, гибнут мирные жители. Фантасмагорическая картина: на перекрестке в Счастье разговаривают прохожие, и тут же в двухстах метрах на мосту — вспышки и разрывы. Я пишу эти строки, а в это время дребезжат стекла и стучат двери от близких разрывов…

Хочется написать что-то действительно важное, но бОльшую часть времени на войне занимаешься черт знает чем. Сегодня четыре часа искали унесенный ветром беспилотник. Понятно было, что летать не получится — дым из труб Луганской ТЭС мчался вдаль со скоростью курьерского поезда. Летать нельзя, но очень надо, чтобы найти позиции вражеской артиллерии, обстреливающей город. И самолетик честно боролся с ветром, пока не сели аккумуляторы. Потом его унесло. Потом мы его искали; были обстреляны; промокли, но нашли — и самолетик, и, кажется, позиции. Разведка проверит.

В доме тепло и уютно. Есть интернет и работает телевизор; и кругами ходит слепая смерть, от близости которой собаки поскуливают во дворе.

Очередная колонна с бронетехникой и живой силой противника была разгромлена вчера на подступах к Дебальцево. Передвижение колонны зафиксировала наша добровольная агентура — патриоты Украины, рискующие своей жизнью не за награды, звания, статусы и деньги. Никто не знает их настоящих имен, но они есть, дают точные координаты; и благодаря им танки, бэхи, грузовики врага накрыла артиллерия.

Вчера же попала в засаду наша колонна. Мобилизованные на фронт мирные гражданские грузовички слишком стары для перевозки снарядов. Они ломаются на самых опасных участках, увязают в цепкой грязи, и тогда их беспомощные расстреливают прорвавшиеся танки противника практически в упор…

Война это не только радость побед, но и горечь утрат. И противник — отнюдь не дурак, и мы — не боги. Я не буду писать глупости про тысячи русских, разгромленных на Дебальцевской дуге; и представлять потерю Углегорска величайшей победой нашего командного разума.

Я знаю, что потери у нас большие, реальные — больше официальных. Что подкрепление идет, но оно плохо обучено, а высокие командиры по-прежнему некомпетентны… Я знаю много неприятных вещей. Про нехватку боеприпасов, про плачевное состояние артиллерии, про «новые» танки, которые оказались хуже старых. Про фэйсбушную войну Семена Семенченко, и частную армию Мельничука; про безвестных героев, и горячо любимых, многими почитаемых проходимцев и негодяев…

И я хорошо знаю, что должен делать. Невзирая ни на что.

Погода — дрянь: сильный ветер, дождь, низкая облачность. Нелетная погода, но вдруг просвет, дождь утих, и мы выезжаем на передок — чтобы дальше дотянуться. Слева работает наша артиллерия, справа на соседнем поле рвутся сто двадцати миллиметровые мины, со свистом прилетающие оттуда. Недолет.

На скошенном поле берцы тонут в жирной грязи. Беспилотник с чавканьем плюхается на пузо, приземляясь. Грязь везде — на самолете, на видеокамере, на планшете, на бронежилете, и даже в бутылке с минеральной водой. Но игра стоит свеч — обнаружено полтора десятка единиц вражеской бронетехники, позиции, базы, склады с боеприпасами.

Последний вылет. Самолет возвращается в сумерках. Быстро сворачиваемся, пока нас не накрыли градами, снимаем охранение, прикрывающее импровизированный аэродром от нападения диверсионно-разведывательных групп противника. Бойцы совсем недавно на войне. В прошлой гражданской жизни — рабочие, чиновники, предприниматели. Взрослые серьезные мужики; делают свое дело спокойно, без суеты. Разговорились. «Я служить идти не хотел. Честно. Надеялся, что не позовут. Приехал сюда, а тут реально война. Теперь думаю, кто закосит — суки».

На фронте дождь, туман, грязь. Но танки врага отлично горят при любой погоде.

Лисичанск — Артемовск. Проехали по самому краю фронта. По ломаной кривой противостояния. Фотографий нет — были там по делу; не за эмоциями, не за сюжетом. Увиденное на войне всегда трудно передать словами.

Несчастные села — убогие с мирных времен, расстрелянные артиллерией рашистов. Деревенские дети в заношенной одежке не по размеру — один перерос, другой еще не дорос — стайкой стоят возле проломанного взрывом забора; машут руками проезжающим мимо военным машинам. Молодых людей в селах, кажется, нет совсем; на разбитых танками и усеянными воронками дорогах встречаются только старухи и дети. И голодные тощие собаки.

Полевой лагерь танкового батальона утопает в грязи. В блиндажах и укрытиях по колено воды. Кухня и столовая в палатке, на деревянном настиле — чуть ли не единственное место, где можно обсохнуть и согреться. Кормят просто, но вкусно — наваристые щи, гречневая каша с мясом, чай, и много-много чеснока и лука. Кадровых военных почти нет, вчерашние учителя и айтишники обращаются к солдатам не по уставу «уважаемый», «любезный», но субординация жесткая: армия есть армия. Особенно на войне.

В Попасной войны много — разрушенные дома, развороченные взрывами дороги, перепуганные жители с безнадежными взглядами. Многие уезжают — нам навстречу шли вереницей легковушки с прицепами, перевозящие нехитрый домашний скарб. Те, кому ехать некуда, забивают пустые окна фанерой, заклеивают пленкой. Возле колодцев очереди за водой. Магазины закрыты. Холодно.

На подступах к Попасной мы держим оборону. Три-четыре линии, укрепрайоны, огневые точки. Бывалые армейцы разговаривают коротко: «Извините, ничего личного, но будете так быстро подъезжать к посту в сумерках — всадим очередь в лобовое стекло. И полосочки на машине не помогут». Здесь часто работают диверсионные группы противника. И всё та же грязь, и частые обстрелы «Градом».

Грязь, распутица дают нам передышку. Противник не может массированно променять бронетехнику в наступлении — танки вязнут в полях, а продвижение по дорогам делает их хорошей мишенью для артиллерии. Приутихли и пушки. В Артемовске уже не слышно канонаду, но местные жители ожидают худшего. В скорое наступление мира здесь никто не верит. Город полон людей, машин — беженцы, журналисты, волонтеры, медики, военные, военные, военные… Теперь это большой военный лагерь. Крепость, готовая отразить атаку орков. Если придется.

Игорь — военный пенсионер. Уже давно. По состоянию здоровья к военной службе непригоден. Но помог знакомый военком, и теперь Игорь занимается разведкой в бригаде. Хочет закончить войну, и вернуться домой. Обыкновенное желание на передовой. Под постоянными обстрелами, в каше из грязи и крови люди мечтают вернуться. Живыми.

Разрывы слева и справа. Снаряды, ракеты, мины… Российский «военторг» снова заработал на полную — боеприпасов не жалеют; наши батареи отвечают коротко; охоту за целями ведет БПЛА. Задача — выявить артиллерию противника; его технику и базы; и найти этот чертов кочующий миномет, терроризирующий соседнее село. Беспилотчики заканчивают работу, когда в небе появляется вражеский летательный аппарат; быстро сворачиваемся и покидаем позицию. В штаб.

В штабе бригады итоговые доклады. «Седьмой. Обстрел минометов в 8.40, 9.30, 10.15, 11.00… Обстрел градом в 12.20, 13.40… Потерь нет… Восьмой. Обстрел ствольной артиллерией в 7.10, 9.30… 17.20… Потерь нет… Девятый… Потерь нет… Десятый… Потерь нет.» Потерь нет. Комбриг вздыхает с облегчением и откидывается на спинку стула. Теперь это уже не суровый полковник, отдававший пять минут назад отрывистые команды в рацию, а обыкновенный интеллигентный мужчина за сорок, готовый шутить и улыбаться. Потерь в его бригаде сегодня нет.

Вечерний дождь в Артемовске. Курим на крыльце местного кафе, где неплохо и недорого кормят. Военных много; бОльшая часть из Дебальцево — наступившая темнота собрала за одним столом тех, кто отвозил раненных, сдавал подбитую технику в ремонт, приезжал получить новую, или пополнить бэка. Ночью возвращаться опасно. Говорим о войне. Новая бэха, за которой приехали разведчики,- это восстановленная старая БМП. Снаряды к пушке в Артемовске не дают — не положено. Снаряды есть в Дебальцево, но если напороться по дороге на засаду — без пушки придется туго… Боекомплект, конечно, не проблема — можно попросить на любом блок-посту, но ребята на взводе. В их подразделении после двух недель боев почти не осталось целой бронетехники, потери убитыми и раненными очень большие. Курим сигарету за сигаретой. Достается и президенту, и командованию, и телевизору. «Все врут. В один день у нас было больше двадцать погибших, а Лысенко сказал, что только шесть… Зачем?.. Чтобы не истерили сопливые патриоты?.. Но ведь это война».

К нам за столик подсаживаются американские журналисты. Спрашивают про американское оружие, которое мы бы хотели получить. Победим ли мы с этим оружием?.. — Мы победим в любом случае. Только вам будет стыдно, что вы нас не поддержали в беде. Потому что ваш Обама не Рейган, не Буш, и даже не Картер. И чем больше вы трусите перед путиным, тем он становится сильнее.

За ужин платили американцы. Очень просили. Чтобы хоть чем-нибудь помочь.

Старуха на заднем сидении облезлого «москвича» укрыта выцветшими занавесками, штопаными простынями и другим ветхим тряпьем, которое идентифицировать невозможно. По ее впалым щекам текут слезы. Она причитает безостановочно: ‘Когда же это закончится! Господи! Ну, когда же это закончится!..» Старуха когда-то была девочкой; когда шла большая война. Жизнь на исходе, и снова взрывы, вооруженные люди, холод и голод.

Старик спокоен. Его крючковатые желтые пальцы еще сохранили остатки былой силы. Он ловко открывает ржавый багажник, аккуратно укладывает в него армейский мешок с сухарями; туда же ставит ящик тушенки. «Смотри, отец, вот тебе мед и сухофрукты», — разведчики, перекинув автоматы за спину, передают старику гречку, рис, хлеб…

Люди живут на хуторе. Одинокий дом на ничейной земле. Бандиты в камуфляже обобрали их до нитки, забрали все припасы. Вчера разведка задержала их внука на поле перед нашими позициями. Думали, что корректировщик. Оказалось, тридцатилетний мужчина просто искал еду, выкапывал клубни, какие-то корни… Накормили сухпайком, спросили, за кого он. «Ни за кого. Я против войны». Работал на копанке. Хотел жениться, и съездить в Крым. Увидеть море. А тут такое… Парня отпустили. Договорились, что приедет на блок-пост за продуктами. Приехали старики.

Обстрел усиливается. Старуха всхлипывает, причитая. Старик открывает заднюю дверь машины, наклоняется к жене и вытирает ей слезы мятым платком. «Давай, отец, давай — поезжай! Накроет!.. И скажи внуку — пусть определяется, с кем он. Взрослый уже…»

Отживший свой век москвич, гремя железными костями, медленно катится к горизонту. От канонады закладывает уши. Но сквозь залпы и разрывы слышатся причитания старухи, которая была когда-то девочкой, когда шла большая война: «Господи, ну когда же это закончится?.. Господи!..»