Умение ждать

Опубликовано на ФБ 14, 15 апреля 2015 года

Первейшее умение на войне — это умение ждать. Война на девяносто девять и девять десятых процента наполнена ожиданием. И только краткий миг, десятая доля процента делает нас героями, трусами, или подлецами; ставит нас перед выбором — жить или умереть.

Ожидание конца войны. Ожидание солнца темной ночью в секрете — без ночника и тепловизора. Ожидание спасительной ночи ярким солнечным днем на каменистом плато под непрестанным артогнем. Томительное ожидание в окопах и блиндажах, в дни затишья, когда война, кажется, теряет смысл, и бесконечно хочется одного — вернуться назад. Живым…

Ожидание разрыва мины. Шелест перелета, короткий свист над головой, когда близко. Мгновение ждешь, затаив дыхание. Простое, спокойное ожидание. Неправда, вся прожитая жизнь не проходит перед глазами. Нет. Ты просто ждешь разрыва, как неизбежность. Ждешь даже с интересом — попадет, или нет? Ждешь, как всегда на этой войне.

Ожидание атаки, когда страх сменяется нервной дрожью, и вдруг отпускает, становится всё равно — жив или мертв; всё происходит как в кино — вот бойцы вжались в траву, замерли, словно куклы, ни один мускул не дрогнет. Вот ты сам, сидишь на корточках, спиной прислонившись к дереву, опираясь руками на ствол вдавленного в землю автомата… Залпы стихли. Звенит в ушах. И только мгновение отделяет тебя от рокового, быть может, шага…

Ты ждешь конца обстрела. Ждешь рассвета. Ждешь заката. Ждешь хорошей погоды, чтобы запустить беспилотник. Ждешь плохой — чтобы отдохнуть. Ждешь друзей из разведки. Ждешь конца войны. Ждешь возвращения домой.

Ты просто ждешь.

Сильный ветер и холодный дождь. Ветер гнет и ломает деревья, рвет масксети, и гоняет отраженное от терриконов эхо разрывов по всей линии фронта между Горловкой и Артемовском. Порой кажется, что мины кладут совсем рядом, а не в Майорске; и пулемет бьет прямо в лицо — это ветер бросает с размаха в лобовое стекло пригоршни крупных, как град, капель дождя. Словно очередь пулемета. Словно нас не отделяют пять сотен метров от сепарских позиций. Пулеметчик лупит, гад, методично: каждые две минуты по короткой, каждые десять — по длинной. По перерывам между очередями можно часы проверять.

Дождь немного стихает, и мы выходим из машин перекурить. Земля разбухла от воды и превратилась в жирный черный крем. Светло-коричневые пустынные американские берцы выглядят жалко, а еще топать и топать… Юра перебрасывает автомат за спину, достает из глубин бронежилета планшет, и показывает фотографии внука. Кадетский корпус, построение, крошечная военная форма и большущая фуражка на стриженной мальчишеской голове. Совсем еще дитя… «Звонил сегодня. Говорит: деда, у меня залёт… Подушками дрались в казарме ночью… Дежурный офицер наказал.» Юра затягивается сигаретой, улыбается… «Озорник. Совсем как я когда-то…»

Завтра, по слухам с той стороны, очередная дата очередного наступления рашистов. К слухам такого рода здесь относятся серьезно. Здесь на собственной шкуре испытали силу мировой дипломатии, и узнали цену предательства. В мир никто не верит, пока в Донецке, Горловке, Первомайске, Стаханове — сотни вражеских танков и десятки тысяч солдат. Пока идет дождь — наступать не будут. Доживем до утра.